НОВЕЛЛА ШЕСТЬДЕСЯ ЧЕТВЁРТАЯ.

                                                     Форсаж.

 

          Самолет на форсаже может лететь всего несколько минут при взлете. У меня с артистами и директором Петрозаводского театра форсаж длился два сезона без выходных и отпусков. Спали все, как придётся, где придется, (с кем придётся) и когда придётся, поскольку репетиционных помещений на два театра  в одном здании не хватало.  Вполне возможно, я перегрузил движок. Другого выхода не было. Или надо было сразу отказаться. Это было не по мне. Но я однозначно перегорел – куда денешь 60 лет – и перегрел театр. Впрочем,  об этом не жалею.

НОВЕЛЛА ШЕСТЬДСЯТ ТРЕЬЯ.

                   За пол-года до выше описанных событий.

      

Как я уже писал, после последних японских гастролей, в «Старом Доме» возникла трещина, которая, как нынче на станции «Мир», начала расширятся.  В России был пик кризиса, денег ни в театре, ни у артистов не было.  У меня, как у «богатенького» руководителя, было хотя бы на хлеб-соль и бутылку вина. Не часто, но все-таки, я мог себе позволить закупить недорогих продуктов,  и, находя какой-то вымышленный  повод, чтобы не оскорбить нищих артистов, приглашал их выпить-закусить.

НОВЕЛЛА ШЕСТЬДЕСЯТ ВТОРАЯ.

                                               Очередное восхождение.

   

           Далее последовали новые скитания, приключения и открытия. Благодарение Богу, в Новосибирске  остался и мой последний в карьере провал. О нем я уже писал. Вспоминать не хочу.

           Когда случился кризис в «Старом Доме», совершенно неожиданно  для меня (как это всегда бывает  у не совсем бездарных художников) возникло приглашение в Петрозаводский русский театр. Рядом с Питером. Там служили трое артистов из других театров России, с каждым из которых я, в свое время, успешно поработал, и один из которых, н.а. России Коля Королев, с которым мы встретились ещё в Норильске, когда ни один из нас ещё не имел ни званий, ни премий, ни «Масок»! 

НОВЫЕЛЛА ШЕСТЬДЕСЯ ПЕРВАЯ (окончание).

                                            Евангелие от Маркеса.

     

Знакомство с Олей – отдельный роман. Потом, уже после успеха, она мне призналась.

- Пришёл ко мне в гримерку после очередного спектакля какой-то всклокоченый «гений» (Этот «гений» был я!), и объявил:

- Оля! Я главреж «Старого Дома». Есть идея. Кроме тебя никого не вижу. Вот пьеса. Ответ завтра утром, или мы не знакомы (А мы, действительно, не были тогда ещё знакомы!), и ушёл, оставив телефон.

 

 

 

          -Я начала читать, продолжала Оля,  - и поняла, что имею дело с сумасшедшим (тогда Оля еще не прочитала самого романа). 

  

 -  Я показала пьесу моей лучшей подруге, она же – мой главный критик.   Она прочла 3-4 страницы и сказала: «Звони в полицию. Этот шиз может и ножом пырнуть!» - Ночью я не могла заснуть. Нашла роман и читала его всю ночь, а потом ещё и пьесу этого ненормального.

Утром Оля позвонила мне и сказал: «Наверно, вы чокнутый, да и я, наверно,  за компанию. Но давайте попробуем».

            Мы попробовали и сделали совершенно не стандартное произведение, на 90% благогдаря уникальному дарованию Оли.

 

 

 

  Когда мы выпивали шампанское после успешной премьеры, Оля спросила:

 Мастер, а Вы знали, что я по образованию филолог?

- Понятия не имел, - честно  ответил я. – А какое это имеет значение?

- Понимаете, - сказала Оля. -  Язык Маркеса настолько не тривиален, а перевод, видимо, настолько  точно предает его колорит, что нормальный актер выучить 50 страниц такого  текста физически  никогда бы не смог. Даже Чехова иногда можно сыграть своими словами. Маркеса – никогда.

            И тут я понял, что, зная после трех-четырех репетиций весь текст любой пьесы, которую работал,  включая ремарки, текст Маркеса наизусть, и я сам, несмотря на то, что инсценировка была моя,  до сих пор не могу повторить полностью, без ошибок. Потому что – не филолог!

            Это была моя последняя работа в вечно любимом  мною Новосибирске!

 До понедельника.