Новелла шестая  («театр в медицине »).       

ОБЫКНОВЕННОЕ ЧУДО.

Однако,  вернемся к театру. Тема та же.

 

В ленинградском театральном институте в мое время преподавали Великие Мастера. Это мои учителя, народный артист СССР Георгий  Александрович Товстоногов, старший преподаватель на всех его  курсах, Аркадий Иосифович Кацман - не слишком удачливый режиссер, но потрясающий учитель. К этой же когорте принадлежал  Мастер сценического движения Ч.  Его звали просто – УЧИТЕЛЬ!   Это был удивительнейший человек с неограниченным талантом и очень тяжелой судьбой. Учился он у самого Ивана Эдмундовича Коха, который преподавал фехтование небезызвестному Керенскому. Перспективы были самые радужные, когда он попал в катастрофу, где получил тяжелейшую травму позвоночника. О возвращении в профессию не было и речи, мои коллеги по первой профессии не сомневались, что он  закончит свой земной путь в инвалидном кресле. Но ОН вернулся! И как!!  Достаточно  сказать, что именно он дублировал Смоктуновского в шпажном бое с Лаэртом («Гамлет» Козинцева).  Но травма не могла не сказаться на всем! Когда его видели на прогулке по Питеру, который он любил самозабвенно, создавалось впечатление, что  вдали прогуливается нечто, похожее на орангутана.

Боже спаси, я никак не хочу умалить величие Учителя, но его походка после травмы, действительно, походила на  то, что вы видите. Видимо, иначе ему просто было больно. При этом совершенно невообразимое, вечно мятое пальто, кепка а ля Ильич, и совершенно невероятные ботинки модели 18-ого века. Впрочем, это его совершенно не волновало. Он был самодостаточен.  Когда Он входил в репетиционный зал, наступала благоговейная тишина. Учитель снимал свое легендарное пальто, кепи, надевал на ноги чешки, и тяжело опускался в кресло. Мы начинали старательно и бездарно махать рапирами. Надоедало  Ему  это очень быстро. Он, опять же тяжело, с трудом, поднимался, и тут… начиналось чудо. УЧИТЕЛЬ выпрямлялся, и становился похожим  на 18-летнего божественных форм юношу.

Понять это невозможно. Хватало его, правда,  на пять-семь минут. После этого он ещё тяжелее садился в кресло и говорил: «Танцующие шифоньеры!». Это про нас. Его с нами уже нет, но я обязан ему почти  всем. Возможно, когда-нибудь  я  расскажу в своем, или в книге, как это случилось… Возможно…   Не знаю.  Но когда имеешь счастье  встретится в жизни с людьми из легенды, сам становишься хоть немного причастным к этой легенде. И это  чудо. ОБЫКНОВЕННОЕ ЧУДО!

Поздравляю всех моих читателей с наступающим Новым Годом. Счастья всем вам! Следующая новелла будет как раз про Новый Год.  

До следующего  понедельника

Новелла шестая  («театр в медицине »).

        ОБЫКНОВЕННОЕ ЧУДО.

 В своей знаменитой пьесе «Обыкновенное чудо» (все Вы видели фильм Марка Захарова по этой пьесе) драматург Е.Шварц утверждал, что эти два слова являются определением ЛЮБВИ. Кстати говоря, в спектакле театральной студии  1-ого медицинского,  уже известный вам по предыдущей новелле гипнотизёр Б. играл Хозяина-волшебника, а ваш покорный слуга – Охотника. Но это так, к слову. А переходя к моему сегодняшнему повествованию, должен признать, что с настоящим чудом – уж было оно обыкновенным или нет, не знаю, – мне доводилось встречаться и в медицине, и на театре. Однако  – ближе к теме.

Уже в начале третьего курса, студенты,  мечтающие о карьере хирурга,  начинали один-два раза в неделю ходить на ночные дежурства своих учителей. Я не был исключением (на картинке – копия меня  в молодости.  Просто копия!). Сначала нам доставалась черновая работа, потом доверяли ассистировать  на операциях и, наконец, самостоятельно проводить несложные операции под руководством Учителя. Уже будучи приличным ассистентом, я впервые напросился на дежурство в Областную больницу к знаменитому хирургу С.  Ночью нас разбудили. Поступил больной,  которому требовалась экстренная операция. Сути её я не помню, впрочем, это и неважно. Первое, что бросилось мне в глаза, когда мы встретились в ординаторской –  руки Мастера. Они безостановочно дрожали крупной дрожью (это называется тремор).  Доктор С. вкратце объяснил мне предположительную оперативную тактику. А я не мог оторвать глаз от его дрожащих кистей. Затем он подошел к шкафу, достал оттуда бутыль чистого медицинского спирта, налил себе почти полный стакан и, немного помедлив, спросил меня: «Будешь?» Мои зубы начали выбивать чечётку, голова судорожно замоталась.  «Не-е…» , - судорожно выдавил я. «Правильно», - сказал он. После чего медленно выпил содержимое стакана. «Как же Вы будете оперировать», - с ужасом спросил я.  «Увидишь», - ответил он. Затем, видя мое смятение, сказал: «Понимаешь, сынок, я всю войну от звонка до звонка прошёл полевым хирургом и насмотрелся такого, что без этого средства не то, что оперировать, выжить было нельзя.  Это у меня с тех времен». Пока он  говорил, я обнаружил, что его руки, как по мановению волшебной палочки, успокаивались, пока тремор начисто не исчез. Мы прошли в операционную, и тут началось настоящее волшебство. Оперировал он, как Бог. Руки его мелькали с ошеломляющей скоростью, я еле успевал делать достаточно рутинную работу ассистента. При этом точность его движений была филигранной.  Более быстрого и точного хирурга я больше никогда не встречал. Есть у хирургов упражнение – в течение минуты вязать на скорость хирургические узлы. Хороший хирург вяжет сто - сто двадцать. Не знаю, сколько вязал он. Даже предположить не берусь. Когда операция закончилась, и мы пошли размываться, руки его снова начали дрожать. Сперва мало   заметно, потом все сильнее и сильнее. Пока амплитуда их движения не сделалась такой,  какую я видел в ординаторской. Чудо? Я полагаю да!

А теперь перейдём к театру.

Но это уже в следующий понедельник.