НОВЕЛЛА СОРОК ДЕВЯТАЯ.

                                      Сила искусства.

           Все Вы, конечно, читали гениального Достоевского. Между прочим, мой любимый писатель. Когда я был на коллоквиуме у Георгия Александровича Товстоногова (это был четвертый и решающий тур при поступлении в его мастерскую), он неожиданно спросил:

- А кто Ваш любимый русский писатель?

- Фёдор Михайлович, - не задумываясь, ответил я.

 - А про что идёт речь у Вашего любимого Фёдора Михайловича

в рассказе «Крокодил в Пассаже», - ехидно спросил Мастер.

 

  

       Разумеется, я  читал и «Крокодил в Пассаже», и всё собрание сочинений от корки до корки. Уже потом мне рассказали, что Мастер не требовал, чтобы абитурьенты знали всё то, что знает он. А знал он невероятно много, не говоря уже о пяти языках, на которых мэтр свободно  говорил. Для примера, во время своей долгой театральной карьеры, я знал четыре, но свободно, кроме русского, говорил всего только  на двух! Но уж если ты говорил, что знаешь писателя, композитора или художника и любишь его – то изволь, действительно, знать! Иначе ты лжец и плебей, и учить тебя «на интеллигента» нет никакого смысла.

Так вот! Если Вы любите Достоевского, не замечали ли Вы (это примечание персонально для любезнейших моих Людмилы Фёдоровны и Ларисы), что почти каждая новая страница в его книгах начинается со слова «вдруг»? Это такой художественный приём, перевод внимания читателя на другой галс. Чтобы он случайно не заснул. На театре этот прием тоже актуален. Зрителя время от времени надо чем-то будить. Способов множество, включая холодный душ из-под потолка.  Но, если  этого не делать,  произведение обречено на провал. К чему это я?

А к тому, что мне показалось, что самое время резко поменять курс. Чтобы Вы, Боже спаси, не заснули. А не вернуться ли нам в мои студенческие времена? В те годы в Питере на Невском проспекте, как раз напротив Александринки, 

 

 

в  которой  я поставил два спектакля, располагалась  популярнейшая распивочная, где подавался только коньяк. Это было не для бомжей. Клиентура была отборная. Раз в месяц, получив стипендию, мы, будущие главрежи всего, что в будущем только можно было себе вообразить, заваливались туда и заказывали по 50 граммов,  чёрт знает,  какого дорогущего армянского коньяка. Это было традицией.

И вот однажды, стоим мы эдак, потягиваем наше престижное пойло, и вдруг!.. (вспомнили Достоевского!?) Весь зал замирает в благоговейном экстазе, а по лестнице в кабак спускается народный артист СССР Николай Константинович Симонов (Помните фильм «Петр Первый»?). В шикарной фетровой шляпе! В каком-то невообразимом в те годы импортном пальто, в штиблетах от кутюр – Боже ж ты мой! Было около шести вечера, а в семь у него был спектакль. Как мы потом узнали, этот ритуал повторялся каждый вечер, когда у Симонова был спектакль, и на это «представление» заранее собирались истинные  поклонники артиста. Николай Константинович при полном молчаливом восторге пьющих, прошествовал к стойке и своим чарующим баритоном проворковал:

-  Шурочка,  как всегда!

 

Шурочка  моментально нырнула под стойку,  вытащила  запрещённую в заведении бутыль водки  и налила гранёный стакан «с горбом» (молодёжь, видимо,  не знает, но означало это «под завязку с плюсом» - этой физической константе нас учили в школе на тему натяжение жидкостей).  Медленно,  смакуя каждый глоток,  со «скусом», Мастер  не дрожащею рукою выкушал напиток,  развернул конфётку, откусил  половинку, положил  вторую на прилавок вместе  с  трюльником (хотя стоило всё угощение, максимум, рупь сорок восемь копеек), сказал  «спасибо, лапушка» и ушёл играть очередной шедевр. Пауза в кабаке была поистине мхатовская. Но  что началось потом!

-  Вы видели!? – орали завсегдатаи. – Вот это народный, так народный! Как он водочку-то кушает?! Сказка! Артист с большой буквы!!!

Именно тогда я впервые понял, что значит всенародная любовь!       

До следующего понедельника.