НОВЕЛЛА ПЯТЬДЕСЯТ ВТОРАЯ (продолжение).

                                          Восхождение.

         Я выскочил из автобуса и бросился «в бой». Гостеприимные архаровцы немедленно меня отловили, усадили к костру, налили кружку пойла и на румынском языке (слава Богу, я знаю французский, а оба этих языка довольно похожи) потребовали выпить за российско-румынскую дружбу. Ну, и  что было делать?

Тут  у меня проснулся рефлекс, как у русских разведчиков, типа Штирлица. Не  помню, сколько я там «сожрал» этой отравы за дружбу, но был тверёз, как стёклышко.

 

Наконец, я увел Толю в автобус и немедленно отрубился.  Проспал до Москвы.

Спустя двое суток мы добрались до Домодедова. Толя успел оприходовать подарок румын (а был он опять же полуторалитровый – такса у них, что ли, такая?!), и  был не то,  что в хлам – в зюзю. Только благодаря его сериальной популярности нам удалось протащить его через контроль аэропорта.  Я бросил его в кресло  86-ого Ила возле окна, посадил рядом его любимую пассию тогда заслуженную артистку В., справедливо полагая, что, если он, с перепоя,  начнет хрипеть, она-то, трезвая, немедленно заверещит «аларм», и рухнул на кожу сидения в конце дальнего салона. Но стоило мне смежить веки, как ожил динамик: «Уважаемые пассажиры! Если в самолете есть медицинский работник, большая просьба, пройти в бизнес салон». А у меня ещё со времён «скорой помощи» сохранился рефлекс: «На выезд!» На автопилоте, ничего не соображая, я вскочил и потащился в бизнес салон. Там я застал следующую «картину маслом»:

Развалившись чуть ли не на трех сидениях лежала туша под 250 килограммов живого веса. Бритая! С золотыми перстнями!  В кожанке – ну, чистый брателло конца века!

 

 Туша была синяя и почти не дышала. Над ней женщина неопределённого возраста делала руками какие-то пассы, которые весьма напомнили мне шаманство Кашпировского (кто его помнит).

- Вы что делаете? - вопросил я.

-Реанимацию, - ответила ведьма. – Я экстрасенс.

Я рявкнул на неё так, что она, кажется, вылетела на своем помеле из закрытого иллюминатора, а сам стал лихорадочно вспоминать, чему меня учили в

1-ом ленинградском медицинском институте.  

Окончание следует.

До понедельника.