НОВЕЛЛА ПЯТЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ.

                                    Начало.

Ну вот, мы и подошли к главной и самой плодотворной главе моей карьеры. Я озаглавил первую новеллу этой главы, как «начало», но даже не знаю с чего начать. Потому что столько в ней было событий,  побед  и поражений, славы и позора, открытий и разочарований…   Но с чего-то начинать всё-таки надо.

Итак.  

Я по-доброму распрощался с Хакасией, сел в Як-40, и через пару часов уже  был в Новосибирске. Встретили меня радушно, поселили  в прекрасной служебной квартире, где я и жил все время моей работы в театре. Вот он, мой третий в карьере театр!

 

И  с квартирой, и с театром я уже был хорошо знаком, потому что ещё до подписания «долгоиграющего»  контракта успел поставить там два успешных спектакля: «Двое на качелях» Гибсона и «Волки и овцы». Причем, как я уже, кажется, писал, «Волки и овцы» стали моей первой постановкой в Новосибирске, и моим прощальным спектаклем, поскольку шёл он  без перерывов более двенадцати лет! Для периферийного театра это нечто! За это время успело смениться четыре (!!!) исполнительницы роли Мурзавецкой!

До того, как я принял приглашение бессменного  в союзе со мной директора театра Нелли Александровны Новицкой, я побывал в министерстве. Тогдашний начальник управления театров СССР, Валерий Васильевич Подгородинский, узнав о моём решении, воскликнул:

- Ты что,  с ума спятил?!  С Нелли ты не проработаешь и трёх месяцев! Будешь бежать от неё хоть в пустыню Гоби!

В нашем «Славянском базаре» мы с ней договорились уважать друг друга, не терпеть стукачей, распределили зоны «табу» для каждого из нас, и решили  уйти из театра вместе, когда поймём, что закончилась любовь. Спустя одиннадцать лет так оно и случилось.  Начальник управления ошибся, что впоследствии и признал. Почему так произошло, трудно сказать. Я ли был терпим, Нелли  понимала, что я именно тот, кто нужен театру…  Но мы прожили одиннадцать с лишним лет, в любви-ненависти, как кошка с собакой, делая одно классное дело.  Я принципиальный конформист, исповедующий аксиому Владимира Ивановича Немировича-Данченко о том, что театр есть цепь бесконечных компромиссов.  При этом, главным  в сём принципе был постулат, что нужно чётко понимать, где допустимая граница  цепи! Недоступишь – проиграл, переступишь – позор на всю оставшуюся жизнь. Я почти угадал.  Почти,  потому что попасть в точку сингулярности стопроцентно невозможно. Я надеюсь, что мы с Нелли попали с допустимым припуском.

Короче, приняв театр, я понял, что мужской состав слаб, а у женщин, как минимум, пять артисток – балласт. При этом время было такое, что отказаться от услуг кого бы то ни было, невзирая на бездарность, толстую (простите) попу или ещё что я, учитывая тогдашний трудовой кодекс,  не имел юридического права.  И ещё один парадокс профессии заключался в том, что чем плоше был артист, тем неукоснительнее он соблюдал трудовой кодекс! Не буду утомлять Вас тем, как мне удалось «выпереть» из актерского состава пять этих, в общем-то хороших женщин (средний артист, это ещё большая трагедия, чем плохой артист). На следующий день  на двери моего кабинета появилась надпись «Пиночет»…

 

… чем я очень гордился, потому что,  как  бы  я ни старался быть «пиночетом», но не умел. Дальше стало чуть проще. Учитывая наш честный («ЧЕСТНЫЙ») договор с директором, мы немедленно отсылали «послов-наушников», которые, даже талантливые артисты, поняли, что «шутить» с главнюком и директором себе дороже. С этого начался новый театр «Старый Дом».

До понедельника.