НОВЕЛЛЛА ТРИДЦАТАЯ.

                                                                  Лайнер.

О том, как в искусстве СССР обходились рогатки развитого социализма. В БДТ был прекрасный спектакль по пьесе гениального драматурга Вампилова «Прошлым летом в Чулимске». Трагическая история девочки, не попавшей в отмеренное ей жизнью время.   Не попавшей до отчаяния, до слёз, до полного крушения молодой судьбы! Но какие слёзы, если мы строим коммунизм!?

Приёмная комиссия управления культуры с возмущением констатировала, что спектакль упаднический, не соответствующий социалистической действительности и чуть ли не антисоветский. Что делать? Повторную приёмку назначили через три дня. Ну, что можно принципиально изменить за три дня!? Но ведь гений на то и гений! Георгий Александрович придумал.

 

  В финале, когда всё было катастрофически плохо и беспросветно, внезапно раздавался гул турбин самолета, пролетавшего  высоко в небе в светлое будущее. Все участники спектакля задирали головы и со слезами счастья, глазами провожали лайнер. Спектакль был принят. С тех пор и пошло понятие: «сочинить лайнер», то-есть, придумать что-то, что оправдывает в глазах властей сомнительную для них истину!  Сколько «лайнеров» придумал Марк Анатольевич Захаров!  А Митта? В первой версии фильма «Экипаж» сюжет заканчивался смертью командира воздушного судна, которого играл Жжёнов, от инфаркта. Мало того! В нём был кадр «обнажёнки», в котором  снималась моя однокашница, прелестная Саша Иванес (впоследствии – Кухарешина, впоследствии - Аасмяэ, впоследствии – Яковлева), которая сейчас борется с тяжёлым заболеванием. Было ясно, что сцены обречены. И тогда Митта в финале снял начавшуюся атомную войну!!! Почему? Потому!

Комиссия поседела на глазах: «Вы что, с ума сошли?! Советский Союз за мир! Какая война?!» Режиссёр с пеной у рта доказывал, что это образ, призывающий избежать, не пущать и т. д. В итоге, когда дискуссия на повышенных тонах выдохлась, и Митта, зарыдав и махнув рукой сказал: «Хорошо, финал пересниму!»,  все забыли, что нужно было вырезать из картины. Сашенька Яковлева «в натуре» осталась. Финал, правда, был не таким, как задумывался первоначально. Персонаж Жжёнова остался жив. Но тут я не знаю, спохватился ли кто-то из министерства, или сам  Митта решил, что так будет правильно.

У меня в карьере тоже были «лайнеры». Но  такого мастерства, как  Великие, я ни разу не смог достичь! Был, однако, у меня такой момент, где не  мог спасти  никакой «лайнер». В Норильске я поставил удивительно добрый и тёплый спектакль, который до сих пор остаётся для меня одной из любимейших работ. Назывался он «Вино урожая тридцатого года». Повествовалось в нём о том, что без настоящей, светлой  любви и хорошего вина никакой коммунизм мы не построим. Разумеется, мысль эту я, как мог, завуалировал каким-то «лайнером». Спектакль прошёл семь раз с полным аншлагом. И вот, прихожу я в театр вечером, когда должна была состояться восьмая премьера. Глядь – а на афише замена! Я к директору – «кто заболел?» А он мне:

- Ты что, газет не читаешь?

- Как же, читаю, - ответил я (и соврал. Газеты тогда были предельно скучные).

- На всех первых полосах указ Горбачева о борьбе с пьянством!

- Ну и что?

- Как, «ну и что»? Ты, что ли,  совсем дурак?

- Ничего я не дурак! Спектакль ведь не о пьянстве, а о любви!

- Вот это ты и скажи первому секретарю горкома! Я уже получил строгача по партийной линии. Хорошо, что ты ещё в партию не вступил. Что с тебя взять!

Спектакль закрыли.

Когда я прощался с норильским театром, указ ещё действовал.  А в  театре была  традиция прощаться с артистами шикарным  застольем, поскольку мы, северяне, зарабатывали тогда весьма прилично. Третий секретарь горкома прекрасно  о ней знал. Он был театральный и вообще  просто приличный человек, поэтому часто приглашали и его. Разумеется, накануне отъезда я забежал к нему.

- Ты спятил, - испугался он. – Какое застолье без водовки, а указ?

- А что  делать? - спросил я. – Нельзя ж нарушать традицию. А, кроме того, меня же сочтут жлобом.

- А вот что, - ответствовал третий. – Накрой там в театре столы с тортиками и чайком. А потом бери всех, кто наверняка не заложит, и к себе домой. А уж там…

- А вы придёте, - поинтерсовался я?

- Ты за кого меня держишь? - обился он. – Конечно, приду.

Вот такие были времена.

До следующего понедельника.