НОВЕЛЛА ПЯТЬДЕСЯТ ВТОРАЯ (продолжение).

Любое правило должно иметь свои исключения. Поскольку из-за технической накладки я не сумел в очередном посте опубликовать полностью очередной фрагмент 52-й новеллы, я решил исправить эту ошибку, выйдя в "эфир" не в понедельник,  в середине недели. В дальнейшем, я вернусь к обычному режиму.

                                     Восхождение.

            Как я уже писал, гастроли прошли блестяще. Но запомнились мне несколько мелочей. Впрочем, возможно, это были не такие уж мелочи. Одна из них забавная. Нас пригласили на несколько приемов – от попойки у коллег-артистов до Мэра (или как там у них в Румынии) столицы. Протокол был везде одинаков. Садились за стол. Официанты  наливали по огромному стакану «Палинки» - вариант  нашего  деревенского самогона - хозяин застолья говорил тост за Россию, а официанты немедленно снова наполняли этой самой «Палинкой» ёмкости.

        После трех таких возлияний румыны веселели, а я с ужасом думал о том, что завтра нам играть спектакль. А артисты у меня, заметьте, были русские. Особенно, один из них. Это был безвременно ушедший из жизни, блестящий мастер сцены, мой большой и добрый друг, народный артист России Толя Узденский. Его вы могли видеть в бесчисленных сериалах, где поначалу он играл брателл, а потом дослужился до генералов всех возможных гос. органов. Закончил он свою потрясающую карьеру в московском «Современнике».

Под «Палинку» подавалось второе. Затем следовало первое  с вином. И в конце – шампанское и мороженое! Обратите внимание на последовательность блюд.    После последнего спектакля ночью мы ехали в аэропорт и остановились возле очередного католического храма. 

 

 

Разумеется, это дневное фото костёла.

Сторож немедленно позвонил настоятелю,  тот - в три часа ночи!!! - прибежал из дома и провёл для нас, русских артистов, экскурсию по храму, а затем отслужил для нас святую мессу!

Часа через два мы пересекали бушующую румынско-молдавскую границу, чтобы добраться до Домодедова, а оттуда – домой, в Новосибирск. На пограничном пункте был совершеннейший Содом с Гоморрой! И с той и с другой стороны границы горели костры. Возле них сидели и выпивали какие-то архаровцы с «калашами», из которых они периодически шмоляли в белый свет, как в копеечку.  Над автобусами, стоящими в очереди перед таможенным шлагбаумом посвистывали пули.

 

 

Всем было весело. Кроме меня и директора. Артисты – народ безответственный, а у меня в памяти свежа была эвакуация из Душанбе!  И тут еще народный Толя Узденский, которому на дорожку коллеги-румыны подарили большую полуторалитровую бутыль «паленки», объявил: «Семён Яковлевич! Мне нужно выйти!»

- Терпи, Толя, - сказал я, - Тебя пристрелят!

- Мне нужно! – заартачился Узенский. – Ну, не в автобусе же! Я, всё-таки, народный артист!

- Ну, хорошо, - сказал я. (А что было делать?!) – Подходишь к заднему колесу автобуса, благо ночь, - и немедленно обратно!

Через три –четыре минуты в окно автобуса я увидел, что Толя уже сидит у ближайшего костра с «калашом» в лапах, выпивает, закусывает и палит из этого самого «калаша» в  тот самый «белый свет»!!! Господи! Это был кромешный ужас! Назревал международный скандал.

До понедельника.